08 сентября 2017 г.
Мне выпала большая удача пожать руку Герою России, освобождавшему заложников в Беслане.
С Вячеславом Бочаровым я встречался дважды. Первый раз, когда он приезжал в Канаш на открытие «вертолета», и второй - в Московском Кремле. В Кремль я ездил с супругой по путевке от Канашского отделения «Союз Афганцев». В Кремле мы видели много известных людей, среди них мы встретили и Вячеслава Алексеевича. Мы подошли поздороваться с ним и разговорились. Он передал нашему городу тогда пламенный привет. Очень приятный в общении, на вид простой и добрый человек. Иметь фото, на котором я с ним, для меня большая честь!
Со слов Вячеслава Алексеевича Бочарова я передаю историю Героя, чудом выжившего в Беслане:
- Даже спустя 13 лет хорошо помню, как трупы расстрелянных заложников, в основном мужчин, боевики выбрасывали со второго этажа школы — их тела падали на землю с глухим стуком, как потом раздались два взрыва, и земля дрогнула под ногами... Я был за линией огня, вжался в землю, но хорошо видел, как с верхних этажей террористы стреляли в спины женщин и детей, бежавших из горящего спортзала. Плотность огня была настолько сильной, будто свинец висел в воздухе, закрывая смертельной пеленой яркое осеннее солнце. А в шум боя врывался отчаянный детский крик: «А-а-а-а-а-а-а-а!..»
А он, полковник спецназа ФСБ РФ из управления «Вымпел» Вячеслав Бочаров, через минуту был на линии огня. В пылающий спортзал он вошёл первым и потом в одиночку вёл бой с бандитами, одновременно спасая оставшихся в живых детей. За плечами Героя России полковника Бочарова — три войны, ранение в Афганистане, падение в вертолёте и Беслан. Там, в Беслане, тогда погибло 10 наших спецназовцев. А Бочаров считался пропавшим без вести, ему даже успели вырыть резервную могилу. Но он тогда не только выжил, но и вернулся в спецназовский строй ещё на шесть лет.
- В тот день взрыв в захваченной школе произошёл внезапно для всех - для нас, заложников и террористов,- рассказывает Вячеслав Бочаров. - Мы два дня держали под наблюдением каждый сантиметр школы. Боевиков вроде немного, но они прикрывались живым щитом из более чем тысячи женщин и детей. А после взрыва стояла только одна задача - спасти как можно больше заложников. Стрельба стояла дикая. Навстречу нам бежали женщины и дети, все в крови - кто в своей, кто в чужой! Их ловили наши ребята и на руках выносили из огня. Моей группе предстояло первой войти в школу и разведать обстановку. Но как пройти эти 25 метров по асфальтированной площадке... Я никогда в жизни так не бегал: пули бьют под ноги, гранаты из подствольника рвут воздух осколками. Рядом со мной, буквально в метре, падает женщина. Часть моих ребят пошла к главному входу в школу, а мы с двумя офицерами, Скрипкой и Боцманом, кинулись в санчасть, где был вход в спортзал. Террористы поливают нас свинцом - мы же перед ними как на ладони. А их не видно за окнами. Куда стрелять? Дверь из санчасти в спортзал оказалась замурованной. Мы пошли другим путём - по открытой местности, под огнём боевиков. Я многое видел в жизни, а здесь сердце сжалось в комочек. Перед входом в спортзал лежал убитый мальчик, года полтора от силы. И мёртвые глаза с длинными ресницами смотрели на меня... В спортзале живых осталось человек десять... Боевиков там не было. Погибшие лежали слоями. Просто кровавое месиво. По мёртвым ползают живые женщины и дети, их криков не слышно, всё заглушает стрельба. Я пытаюсь их вытащить, а они все в крови, из рук выскальзывают. Собрал всех живых и перенёс в безопасное место. А сам кричу в рацию:
- Прекратить стрельбу! Тут только мёртвые!
- Мы не стреляем! - отозвалась рация. - Стреляют местные!
Тем временем спортзал загорелся. Потом кто-то говорил, что спецназовцы применяли огнемёты. Враки! Спортзал загорелся изнутри. От взрыва. Как потом выяснилось, стреляли действительно местные — ополченцы из отрядов так называемой самообороны. Откуда у них было столько оружия и куда потом стволы исчезли? Почему так много было там неизвестных людей с оружием?
Бочаров передал информацию в штаб, затем вернулся к окнам, чтобы расчистить вход для других бойцов спецназа. На втором этаже он едва не попал в ловушку - не знал о том, что боевики, захватив заложников, засели в актовом зале. Там с пулемётчиком, державшим коридор, Вячеслав начал дуэль. Один! Пуля попала полковнику в голову. Про такое ранение говорят: не жилец!
- Как на духу говорю, - продолжает Вячеслав Алексеевич. — Кровь по лицу хлещет, а я в сознании... Потом, как мне рассказывали, меня из школы вынесли... Смотрят: вроде свой. В камуфляже, при автомате. А лица нет. Отвезли в госпиталь Владикавказа. Раненых было столько, что в коридорах складывали. Какие имена? Какие фамилии? Спустя несколько дней на самолёте МЧС меня доставили в НИИ им. Бурденко. Дней через пять приоткрыл глаза, вижу синие стены с чёрными дырами... Смотрю на мир, словно на чёрно-белые контурные карты, - у нас были такие в школе. Как потом оказалось, сетчатка глаз от контузии рассыпалась. Вроде люди рядом. Кто они? Чутьё подсказало, что я, похоже, в безопасности и могу не бояться тех, кто рядом. Шевельнул рукой, показав, что могу писать. На три слова «ЦСН, ФСБ, Бочаров» ушли все силы. Слава богу, легализовался. Так и лежал, не помню, сколько дней: то очнусь, то вырублюсь. Весь в проводах, как Терминатор. Рядом медсёстры, словно тени, и вроде на меня — ноль внимания. Глядь, а жена Наталья рядом сидит и как-то сердито в упор спрашивает:
- Ты о нас думал?
А мне говорить нечем: язык словно колода. Всё во рту оторвано: верхняя челюсть, нёбо, нос свёрнут. Опять царапаю на бумаге: «Не думал! Иначе как воевать? А теперь есть время подумать о вас». Наталья - в плач. Слёзы капают на мою щетину... Может, это жёстко и цинично, но наши жёны - сильнейшие в мире и духом, и разумом. Только они не представляют, что в бою надо думать не о тех, кого оставляешь дома. Это словно гири на ногах. Надо думать о тех, ради кого идёшь на риск. Иначе погубишь себя. Правду говорю, горькую для близких, но правду.
- Ребята приходят в спецназ ФСБ не за деньгами, - продолжает полковник. - За деньги нельзя умирать. Каждого, кто приходит кандидатом в наши ряды, мы ведём к мемориалу Памяти, где золотом в мрамор вбиты имена погибших братишек. И где-то в конце списка в будущем могут появиться и их фамилии. И если мужчина идёт к нам, он уже с этим согласен. А у меня в отделе шесть таких памятных досок... После Беслана на «освободившуюся» вакансию было по несколько кандидатов. Это не конкурс на смерть. Это конкурс на лучший человеческий материал.
Ну а больничная жизнь мне надоела до чёртиков. В какой-то момент попросился в общую палату. Видимо, достал я докторов, и к вечеру меня перевели в «семейную» палату. Через день я стал ходить, потом приседать, отжиматься от пола. Через полтора месяца меня выписали «на волю». И почти сразу стал ездить на службу на метро, прикрыв платочком разорванное лицо, чтобы пассажиров не пугать. А потом было 12 пластических операций. Вроде стал похож сам на себя. Даже фотографии на документах менять не пришлось.
Максим Ильин, председатель Канашского отделения Союза ветеранов боевых военных действий
на территории Северного Кавказа