16 июня 2010 г.
В старом бревенчатом доме - старый деревянный сундук. Бабушка бережно перекладывает в нем отрез домотканого холста, звенящее серебром монисто, янтарные бусы... И с самого донышка, с укромного уголка, достает небольшой сверток, завернутый в ветхую тряпицу. Вздыхает почему-то. Раскрывает сверток - а там старые письма. Необычные, треугольные, и печатей на них несколько, и написаны они фиолетовым карандашом, а в конце адрес: Действующая Красная Армия, 2 рота, 2-ой взвод… Афанасьев Семен Афанасьевич. Кто же он, Семен Афанасьев?
Сильно берегла бабушка эти письма. Никого до них не допускала. Сейчас я взрослый, мне уже 15 лет. Теперь бабушка разрешает мне рассматривать их, читать. Афанасьев Семен Афанасьевич - мой прадед, муж моей прабабушки - Даниловой Агнии Даниловны.
Я читаю и перечитываю строчки со священной войны. И удивляюсь им, этим необыкновенным письмам с фронта, в которых о самом фронте лишь несколько строчек.
…Грянула война. Семен и Агния, соединившие свои судьбы на Новый, 1941-й год, ожидали пополнения в семье. Может, потому Семена забрали на фронт не сразу. Ему было тогда 20 лет. Он был молодой, крепкий парень. И Агния под стать ему - рослая, крупная, сильная.
Сын Иван родился в сентябре сорок первого, а в марте сорок второго молодая мать осталась одна с полугодовалым сыном на руках - мужа мобилизовали на фронт. Семен очень тосковал по дому и почти каждый день писал письма. Сохранилось около 50 писем -треугольников с фронта. Все они датированы 1942-м годом. Читаешь их и будто беседуешь с человеком, солдатом, оказываешься вместе с ним в той далекой и жестокой жизни.
"Добрый день добром встречая, белую бумагу синим карандашом марая, пишу письмо спеша, шлю родным, жене, сыну Ивану огромный горячий привет, привет большой, больше, чем сама Москва, в большую советскую машину не поместить".
И в первых же строчках сетует муж о разлуке. А какими словами высказывает боль душевную от расставания с любимыми.
"Агния, рассыпались мы с тобою, как горошины, в разные стороны, как разрезанный пополам картофель, живем, ничего друг о дружке не зная. Обрести бы крылья да летать друг к дружке, да беда, крыльев нет".
А дальше о том, какие невыносимые нагрузки приходилось испытывать воинам, что лучше было бы умереть, чем терпеть такие страдания. И как они только выдерживали!
"Моей наивной душе закаляться в поте, в соли приходится. Никому не пожелаешь таких лишений, какие здесь терпим, что моей бедной головушке испытывать приходится. Дома я резвился, как маленький ребенок, здесь же совсем постарел, еле волочу ноги, поникнув головою до земли, будто 60-летний старик. Каленое железо выдержит ли мою жизнь?! Лучше бы меня, только что родившегося, бросили в весенний водоворот, чтобы донесло до самой Волги, не испытывал бы я тогда нужды такой".
Не остыл еще Семен от домашнего уюта, все вспоминает о том, как ладно и согласно жили с женушкой своей. В мыслях он дома, с семьей. А там поселились голод, холод, нужда, заботы о малыше и престарелых родителях, и все эти тяготы легли непосильным грузом на плечи молодой жены.
"Вас мне жалко, о вас одних печаль моя, и грызет она, как червь, душу мою. Как вы там? Вязанки дров, горсти муки, куска хлеба не оставалось дома, когда я уходил. Знаю, нужда вас томит, но ничего поделать нельзя. Тут после занятий мы в теплом помещении спим, вовремя питаемся. В первый же год совместной жизни ни одного светлого дня у тебя, женушка, не было. Но сколь ни тяжко, а жить надо", - такими словами утешает Семен свою любимую жену.
Молодой муж корит себя и за нечуткое отношение к ней, переживает, просит прощения.
"Дома я, бывало, обижал тебя всякими грубыми словами, извини. Как вспомню ту грубость, слезы на глаза наворачиваются, порвать себя на мелкие кусочки хочется".
И в каждом его письме забота о сыне. Конечно, ведь он остался совсем крохой. А какой отец не любит свою кровиночку?
"Ты пишешь, что Иван заболел тяжело. Не помрет ли? Ежели помрет, вынесешь ли горе такое? Пишешь, не отпустят ли меня домой, коли телеграмму отправить. Женушка, сейчас не мирное время. Тут у бойца мать померла (и всего-то в 30 километрах), и того не отпустили, время сейчас грозное, военное".
С какой гордостью пишет Семен о том, что он десантник.
"Добрались до назначенного места. Света нет, пишу в темноте. Агния, я - десантник! Знаешь, кто он такой? Тех, кто прыгает с парашютом с аэроплана, называют десантниками. Нас забросят к немцу, и мы будем врасплох громить врага. Я уже три раза прыгал с аэроплана. Вначале было очень страшно. Теперь привык. За каждый прыжок 25 рублей платят. Только за деньги здесь ничего не купишь. В нашей роте все русские, чувашей только двое".
Семён переживает о своей семье. Просит писать обо всех новостях, спрашивает, не выделяет ли ей колхоз крупу как жене фронтовика? Интересуется, посадили ли картошку, добавляя, что не будь хлеба, но будь картошка - чуваш не помрёт.
"Ты говоришь, муки в долг взяла для крещения Ивана. Как вернешь, подруга? Вся ведь в долгах. Нас не сегодня-завтра второй раз к лютому зверю отправят. Хоть бы на минуту в родные края попасть, хоть бы три словечка сказать родным, Ивана приласкать. Но, видать, не встретимся больше. Повоевал я девять дней, на десятый меня ранило. О том, что по ранению отпустят домой, даже мечтать не приходится. Смерти я не боюсь.Только вот как вы жить будете? Вам тяжко придется".
Так может писать лишь человек бесстрашный и глубоко чувствующий, любящий.
"Получил я письмо из дома, душа успокоилась, будто ширтана жирного отведал. Ты пишешь, что сосед наш Степан погиб. Что судьбой предопределено, того не избежать. Я вот в первый раз не погиб, а что будет во второй раз, одному Господу ведомо.
Но все-равно помирать не хочется, хотя бы разочек увидеть жену и сына.
Тестя и тещу уважить не успел. Тесть на дорогу 30 рублей дал. Я на эти деньги в Арзамасе литр молока купил. Агния, и тебе спасибо, что сухарей достала, продав свои единственные туфли, не то худо бы мне пришлось. Ведь на некоторых станциях наш эшелон сутками простаивал. Дорогая моя, ты из памяти моей не выходишь. Возвратиться бы домой, собраться бы всем за широким столом да поговорить по душам. Сбудется ли? Родные, желаю вам здравствовать до моего возвращения!"
Даже перед лицом смерти прадед мой думает не о себе, а о родных, о матери с отцом, о жене и сыне, о встрече с ними. Он ими живет и дышит!
Читаешь и начинаешь жить в той жизни, такой ощутимой, полной тревог, дум, печалей, размышлений. И вдруг… последний листочек. Что это? Извещение.
"Ваш Афанасьев Семен Афанасьевич…погиб смертью храбрых 29 февраля 1944 года…"
Ощущаешь почти физическую и душевную боль. Вот он, этот солдат, живой, чувствующий. И вдруг его нет. Погиб. Пусть даже ты его никогда не видел, не знал, но узнал по письмам. И так больно, что его нет, он не дожил, не дошёл, не обнял мою прабабушку, не поиграл с сыном, не сел за широкий стол с близкими и родными.
Какие затрагивающие душу и сердце письма сохранила бабушка.
Я благодарен, что узнал так много о войне, о жизни в те годы, о молодом солдате Семене, о своей прабабушке Агнии, о которой тоже можно написать целую повесть. Ведь моя прабабушка Агния была не простым человеком, а кузнецом! Представьте себе, женщина-кузнец! Четырнадцать лет поднимала она пудовый молот женскими руками!
Я постараюсь сохранить все письма с фронта и передать их далее по цепочке поколений, чтобы потомки, как и я, гордились славными воинами и тружениками нашей Родины. Спасибо Вам! Спасибо! Низкий поклон!
Алексей ТИХОНОВ, учащийся Новоурюмовской школы.